Мое книжное начало
Мысли из области искусства обычно опираются на чувства. Голодная мысль должна иметь какое-то направление, без него она абсолютна свободна, ибо она бесплодна. Воплощение ее в материале подразумевает связь с тем осязательным предметом, в котором может материализоваться. Поиск и осознание мысли, как только возникает такая потребность, всегда был связан с прочитанными книгами (влечение к непрочитанным — особая тема).
Еще с детства они меня заманивали в будущее. Я эти желания отодвигал. Я говорил, успокаивал себя, просил их дождаться своей очереди во времени, которое обязательно придет. Когда о них меня спрашивали, мне очень трудно было ответить откровенно и я не знаю, почему я ими запасаюсь, как голодный, который прячет недоеденный хлеб, на случай, который может наступить.
Я не изощренный теориями и, оказывается к искусству можно прийти через практику, которая может только проверяться через книжные описания. Это доступные знания, которые закрепляются и остаются, но требуют поддержки. Пробы и ошибки — был путь моего поиска. Такой метод оказывается, несмотря на видимую трудность, имеет и интересную сторону.
События книжного голода учат прежде всего, самостоятельному поиску
В ожидании следующих событий проходит сегодняшний день.
В раннем и том далеком детстве от завтрашнего дня всегда ждешь, хоть самую малость, но лучшее, которое можно назвать интересным, что может принести хоть какую-то радость, или разнообразие, или что-то не похожее на сегодня. С такой мыслью, даже если ты утопаешь в крамоле, легче пережить неприятности. Фантазия помогала дорисовывать события, которые ожидались от не наступившего «завтра». Но оно уходило в следующее и в следующее «завтра», в призрачное и туманное будущее. Найденное и книжное, как отдельная жизнь, из намека вырастало в понимание. Уходить в мир моих придуманных событий (частично кое-что упомянутое в притчи «Дерево на ветру»), значит мысленно находиться в нужном мне состоянии. Большая вероятность того, что я мог бы уйти в себя, и далеко. Это сейчас называется аутизмом. Но какое-то чудо повседневной жизни возвращало меня в реальность. Недовольный от скучной и рутинной повторяемости, я был вредный и раздражительный. Еще мне всегда не хватало усидчивой терпимости, чтобы довести начатое дело, хотя бы до той стадии, чтобы можно было порадоваться его результатом.
Мне интересно было начинать читать первые страницы книги, если это была художественная литература. Потом я переходил на собственные мысли, дополняя действия героев, но уже своими придуманными действиями. Дожидаться и вчитываться, для меня уже не имело значения. В то время про меня мог бы быть анекдот: «Чукча не читатель, чукча писатель». Исключение, может быть составлял Шерлок Холмс. Его логика нравилась мне и, может потому, кропотливое чтение рядом с ним учило меня последовательности, развитию мыслительной достроенности, сравнению с событиями реальности.
Так я «залез» в психологию. Мне казалось, в ней я найду правила того, как удачно себя вести. Многое, мною домысленное, как будто совпадало с моими предположениями. Мне хотелось легкости в прочтении происходящего с доказательной догадкой. Как все будет и почему. Все будет «потому что» или «должно быть» и с большой долей вероятности.
Сплав литературных примеров, моих мечтательных домысливаний и реальные последовательности просчитывались как карточная игра. Какие события мне приберечь для будущих действий, какие я имею в наличии? Из этого набора я решал что делать сейчас. Скажу более конкретно, как я учился воображению и предположению следующего шага для действий: прочитав заглавие книги, я начинал развитие мысли для ее следующего роста. Прочитав первую страницу, можно уже было предположить, чем начнется вторая. Если что-то не совпадало- это не отчаивало меня, я успокаивал себя тем, что дальше-то я точно угадаю, что будет на следующей. Свои предположения всегда легче продолжать, чем чужие. В них все точнее совпадает. Несколько смешно вспоминать эту правдоподобную игру. Но тренировочное обучение стоит того. Это меня затягивало и я не мог оторваться, как от азартной игры. Дальше мне стало интересно обставлять придуманные события воображаемыми вещами, я все более подробно представлял переход в реальность. Детская наивность в таких удовольствиях оправдывала любые сочетания, вплоть до неправдоподобных. Составить последовательное появление необычного, втиснутое в рассудочное правдоподобие, то есть в здравый смысл — очередная фантазийная увлеченность, которая может развиться в отдельную тему . Как можно больше своих сочетаний в предметах меня окружавших — главный смысл, оправданный моим внутренним «я». Я еще не предполагал, что есть такое понятие, как внутренний голос.
После того, как суровая реальность одержала верх над детской фантазией, я долгое время не читал художественную литературу, и только теперь я этому нахожу некоторое объяснение. Методическая, справочная, типа энциклопедических словарей, захватили мои последовательно развивающиеся книжные темы. Не делая глубоких выводов, детство не задумывается о своем легкомыслии. Это можно считать как недостатком, так и достоинством. Но суровое время, заставляет высасывать определения из накопленного и вот одно из них: «Книги — мои отзывчивые учителя». Этой фразой я уже косвенно сделал их — беспечных и неопределенных — именными и одушевленными. И это не случайно. Затронутая тема показывает их значимость.
